– Погоди, – сквозь зубы сказал д’Артаньян. –И не отходи от лошади.

К ним выскочил трактирщик, невысокий и пузатый, низкопоклонился:

– Прикажете отвести лошадей в конюшню, ваша милость? Унас отличные яства, вино вчера завезли…

Д’Артаньян, глядя через его плечо, заметил в окне чью-тофигуру, столь резко отпрянувшую в глубь общей комнаты, что это моглонасторожить любого. Повернувшись к Планше, он сделал малому выразительный знаквзглядом, и тот, моментально подобравшись, положил руку на седло своей каурой.

– Вот они! – послышался крик. – Это они, этогасконец! Живее, господа, хватай их!

Лицо хозяина перекосилось, и он с заячьим проворствомулепетнул куда-то во двор – судя по тому, что он не потерял ни мига, прекраснознал о засаде и о том, что сейчас произойдет…

Д’Артаньян из житейской практичности не стал, разумеется,тратить время на такую мелочь, как хозяин, чья роль в засаде была чистоподневольной. Гораздо более его беспокоили люди, ожесточенно кинувшиеся наружу.

Самым благоразумным было бы унестись галопом, но теперь,когда до Парижа оставался, по сути, один-единственный конный переход, нехотелось иметь на плечах погоню. Поэтому д’Артаньян, поборов первое стремлениепришпорить коня, отъехав всего на пару десятков футов, остановился и развернулгнедого.

Ага! За ними кинулось следом четверо всадников… Оченьпохоже, это были все наличные силы, какими противник располагал в Шантильи.

Выхватив пистолеты, д’Артаньян опустил дула пониже и нажална крючки. Узкую мощеную улочку на пару мгновений заволокло пороховым дымом, новсе же удалось разглядеть, что лошади под двумя передними всадниками рухнули намостовую.

Третий не успел натянуть поводья – конь вынес его над’Артаньяна, и гасконец, отшвырнув разряженные пистолеты, достал врага остриемшпаги в горло. Приготовился отразить нападение последнего оставшегося в строю –но в это время сзади громыхнул мушкет Планше, и четвертый вылетел из седла,после чего признаков жизни более не подавал.

Они пришпорили коней. Две лошади без седоков догнали их ипоскакали рядом. Д’Артаньян поймал одну за повод, приторочил его на скаку клуке седла – Планше без напоминаний сделал то же самое, хотя и не так проворно.

Присмотревшись к добыче, д’Артаньян сказал слуге:

– Черт меня побери, Планше, по сбруе видно, что этовоенные кони! И не просто драгунские – против нас, боюсь, подняты мушкетеры деТревиля, впрочем, это было ясно еще по Портосу…

– Сударь, – сказал Планше с озабоченнымвидом. – А вы уверены, что нам дадут беспрепятственно въехать в Париж? Тамвсего-то восемь городских ворот, и нетрудно устроить засаду в каждых…

– Планше, на службе у меня ты умнеешь с каждымднем, – отозвался д’Артаньян, хмурый и озабоченный. – Конечно… Еслиэто нам пришло в голову, то обязательно придет на ум и тем, кто упорно нежелает пропускать нас в ратушу. Они не понимают одного: если гасконцу позарезнеобходимо попасть на балет, он туда непременно прорвется. Тяга к изящнымискусствам – вещь неодолимая…

Д’Артаньян выглянул из-за дерева, держа руку на эфесе шпаги.Присмотревшись, решительно вышел на дорогу. От ворот Сен-Оноре быстрым шагомприближался Планше.

Над Парижем опустилась ночь, но время еще было. Гасконецнетерпеливо воскликнул:

– Ну?!

– Все правильно, сударь, – сказал слуга. –Там, в воротах, горят факелы, так что светло, как днем…

– Это я и отсюда вижу.

– Там необычно много солдат. То есть они только одетыкак солдаты и конные гвардейцы, но я узнал сразу двух королевских мушкетеров,не помню их по именам, но видел обоих на дворе у де Тревиля в синих плащах…Есть такое подозрение, что и остальные тоже или уж большая их часть…

«Ничего удивительного, – подумал д’Артаньян. – Онапризвала себе на помощь в первую очередь де Тревиля, кого же еще? Печально,когда два гасконца противостоят друг другу со всеми присущими гасконцамхитроумием и волей, но ничего не поделаешь…»

– И что они?

– Всех въезжающих тщательно осматривают. Я своимиглазами видел, как остановили молодого дворянина со слугой, ехавших верхами. Кним подошел какой-то субъект, потом шепнул на ухо командиру, что это не те, иих отпустили с подобающими извинениями, объяснив, что ловят переодетыхразбойников… Нет никаких сомнений – это для нас теплую встречу приготовили…

– Ну что же, – сказал д’Артаньян. –Посмотрим, насколько далеко простирается их хитроумие… На тебя не обратили внимания?

– Ни малейшего. Я вошел в ворота, потом сделал вид,будто напрочь забыл о чем-то, и вышел назад. Один, да еще пеший, им никак неинтересен.

– Не пойти ли нам поодиночке и пешком? – вслухподумал д’Артаньян. И тут же ответил сам себе: – Нет, рискованно… Хоть я иперепачкался, как черт в аду, все же видно, что дворянин, да и шпагу неспрячешь, а идти в Париж без оружия еще опаснее… Нет уж, будем поступать строгопо моему плану… Пошли.

Планше с сожалением оглянулся на лошадей, привязанных кдереву поодаль от дороги:

– Так и бросим, сударь? Отличные кони…

– Что поделать, – сказал д’Артаньян, широкимишагами направляясь в сторону Сены. – В лодку их не возьмешь… Вот кстати,мне пришло в голову, пока ты ходил на разведку… Думается, даже если тот конюх ирасслышал, что я кричал про Пале-Кардиналь, вряд ли хозяева явятся требоватьплату за угнанных лошадей…

– Это почему, сударь?

– Я вспомнил, что Шантильи лежит в самом центревладений принца Конде. Вполне может оказаться, что кони принадлежали дворянамиз его свиты. Гордость им вряд ли позволит брать кардинальские деньги… авпрочем, как знать. Пошли?

Они спустились по обрыву к воде, где в лодке прилежно ждалее хозяин, удерживаемый на месте не столько щедрым задатком, сколько еще болеещедрым окончательным расчетом, который должен был наступить лишь по достижениицели. Д’Артаньян первым прыгнул в пошатнувшийся утлый челнок, следом забралсяПланше, и лодочник немедля оттолкнулся веслом от берега, принялся усердновыгребать против течения.

Не побывай д’Артаньян в Лондоне, где добираться вХэмптон-Корт пришлось на лодке, ему ни за что не пришла бы в голову эта идея.Однако именно это обстоятельство позволяло надеяться, что противнику ни за чтоне придет на ум искать гасконца на реке. Насколько знал д’Артаньян, у парижскихдворян совершенно не было привычки передвигаться по Сене вдоль – разве что присрочной необходимости нанимать лодочников и пересекать реку поперек. Егохитрость была настолько необычной для Парижа, что могла и завершиться успешно…

Луны еще не было, но ночь выдалась ясная, и д’Артаньян вовсе глаза смотрел по сторонам. Слева показались ворота Конферанс – но на самомберегу не видно людей, тишина и покой…